Моя демонтажная компания давно и вполне продуктивно работает в историческом центре Петербурга. До последнего времени наши проекты шли обыденно и скучно: подготовка документов, вывод техники, снос объектов — и всё. Градозащитники то тут то там подавали голос, но тишина наступала очень быстро. До скандалов не доходило. Таков мой опыт. Но в городе вокруг объектов реконструкции иногда разворачиваются настоящие голливудские боевики.
Только улеглись страсти вокруг Конюшенного ведомства, которое так и не отдали инвестору, чем обрекли на медленную смерть, и вот новый сюжет под названием «битва за Дом Басевича». Смотрю за его развитием и понимаю, что не могу молчать. Но обо всем по порядку. Сначала небольшой исторический экскурс для погружения в тему.
Несчастный дом Басевича, о котором пойдет речь, расположен на Петроградской стороне, на Большой Пушкарской ул., 7. Этот дом в 1912 году построили архитектор Алексей Зазерский и его помощник Иван Басевич. Фасады здания были решены в стиле модерн. К слову, современники были не в восторге от архитектурных решений этого здания. Когда строительство завершилось, в дом въехал сам Иван Басевич: его инженерно-строительная контора заняла первые два этажа. Остальные площади были отданы под доходный дом, где проживали рабочие строительных артелей.
Больше века дом простоял без ремонта. Его расселили как аварийный. В 2013 году там случился пожар, после которого заговорили о необходимости капремонта, но дело с мертвой точки не сдвинулось. А в 2014 году Академия танца Бориса Эйфмана неожиданно выказала намерение использовать здание под интернат для своих учеников. В проекте появился инвестор, а значит, деньги. И тут началось…
ЛЕГЕНДА НА РОВНОМ МЕСТЕ
Дом, который до этого был абсолютно никому не интересен, стал на глазах превращаться в знаковый объект. Пытливый ум может воспользоваться поисковиками и убедиться лично, что до 2017 года никакого Дома Басевича в природе не существовало. Не было его и в исторических хрониках. Был просто старый дом с адресом. Впервые название «Дом Басевича» появилось в 2017 году после нескольких синхронных публикаций в СМИ от активистов градозащитного движения. Причем в этих заметках сами градозащитники признавали, что все ценные элементы планировки, декора и строительных решений (за исключением фасадов) здание утратило. Что неудивительно, ведь с 1917 года его использовали как общежитие. Советская инженерная мысль особой ценности в этом доме не видела. К нему даже пристроили лифты.
ОБЩАГА В СТИЛЕ МОДЕРН
Когда уже в новейшей истории люди с деньгами проявили к этому зданию интерес, возникло логичное и рабочее предложение: здание разобрать, фасады восстановить, внутренние объемы перестроить. Почему не реконструкция в прежнем виде, спросите вы. Ответ прост: старый доходный дом для современной жизни совершенно не годится. За фасадами в стиле модерн скрывается жуткая общага, где один-два санузла на этаж, никаких душевых и ванн. Ни в одну современную санитарную норму эти помещения не укладываются: ни по инсоляции, ни по вентиляции, ни по пожарной безопасности. Добавьте сюда деревянные перекрытия, изъеденные пожаром и грибком, а также контур дома, который последние 5 лет был открыт всем дождям и морозам, и станет понятно: здание мертво.
«СИНДРОМ ВАХТЕРА» В ДЕЙСТВИИ
Тем не менее вполне рабочий проект, разработанный весьма уважаемыми людьми в архитектурно-строительном сообществе — мастерской «Проектная культура» Владимира Григорьева, наткнулся на бешеное сопротивление градозащиты, которая заявила, что здание можно отремонтировать (на самом деле нельзя). Для защиты здания был организован флешмоб, и все СМИ города об этом написали. Волна негатива ширилась, со всех сторон неслось: «Не пущать!», «Запретить!», «Ату его!» В этой суматохе никто даже не посмотрел, что предлагают инвесторы и застройщики. А ведь дело предлагают! Но ведь проще ничего не понимая орать, чем спокойно сесть и разобраться. Что это, если не «синдром вахтера» в действии?
Волей случая пандемия поставила ситуацию на паузу. Сейчас мы наблюдаем второй ее акт. И чем дольше этот спектакль будет длиться, тем больше заработают отдельные его участники, потому что градозащита в Петербурге — это больше про зарабатывание денег, а не про защиту города и интересов его жителей.
А чего хотят жители? Может, интереса ради стоит все-таки спросить обитателей домов, которые стоят вокруг таких вот заброшек, что они обо всем этом думают? И тогда выяснится, что люди не просили защищать руины по соседству. Более того, они ждут прихода инвестора как ясна солнышка, потому что никому не нравится жить рядом с жутким аварийным зданием, где обитают бомжи. Но в Питере, судя по всему, эта музыка будет вечной.